У нас тут (2019 год) Арктика на повестке правительства ...
а у меня журнал Лайф 1947 г. лежит,
там амеры тоже нервничают о том что освоение Арктики на повестке русских ....
Прошли годы ...
Таганрог - любительский авиа музей Павла Стоянова (ему 70 лет)
Потаённое место отеля ...
Приехали две девицы, у одной накануне отъезда срывают сумку с документами,
вторая снимает со своей карточки деньги для первой и они ,
опасаясь нести их в город, прячут деньги в "потаенное место" в номере отеля.
Проводив подругу, "потеряшка" вернувшись обнаружила "потаённое место" пустым,
а "отельеры" потребовали ее "покинуть помещение",
в связи с нарушением закона - она же не имеет документов....
.....
медведица - тоже сильный типаж, но ...
наверное в ее характере больше -
установка СВОИХ порядков в СВОЕЙ берлоге,
(в частности через "равнение" "медвежат" и других обитателей "берлоги")
а уже потом - расширение "ареала".
Мне кажется для медведицы важнее ВЛИЯНИЕ на "своей поляне",
нежели "расширение" поляны ...
ЦЕЛИ несколько различны ...
Хотя методы ее достижения - "давление", "упорство"
и т.д. будут схожи ...
Примитивно
о Книге
(это к записи бывшей несколько месяцев назад)
..... уже фактом Жизни мы все вместе пишем "Многотомник жизни".
Он представляет собой очень сложное переплетение судеб, по сравнению с
которой теория струн с её закрученными шести мерными пространствами
Калаби-Яу – примитив.
Наша личная жизнь входит в "Многотомник", довольно странной многомерной
книгой, где сложно понять причины и следствия, а начав читать страницу
в одной книге на середине какого то абзаца вы внезапно понимаете, что
уже побывали в десятке других записей и находитесь в другой книге,
совершенно не связанной с первоначальной, но и это не всё — есть масса
взаимосвязей где мы непосредственные участники, но которые нам не дано
отследить:
- одновременно выступая героем-хищником в одной книге, мы - трусливая
жертва в соседней;
- ничего не значащий для нас наш мимолётный взгляд в одном абзаце может
перевернуть всё течение другой жизни;
- знания, способные перевернуть все наше бытие и лежащие прямо перед
нами - остаются незамеченными;
- люди которые могут привнести в нашу жизнь понимание Смысла проходят
по улице в двух шагах от нас и не оставляют ни малейшего следа в нашей
памяти ;
- ...
Кто то сознательно, многие не осознавая этого , но мы пишем свои главы,
зачастую наползая на строки и мешая кому-то другому, но все же создавая
это сложное и интересное переплетение Судеб под названием Жизнь ....
16 февраля
1955 года
совершил свой первый полёт опытный образец «95-2» (ставший Ту-95)
А это бывшая база Ту-95 - военный городок стратегической авиации , Казахстан
Семипалатинская обл.,
ПГТ ЧАГАН.
.....
У Филипа выработалось брезгливое отношение к идеализму.
Он всегда страстно любил жизнь, и опыт подсказывал ему, что идеализм –
чаще всего трусливое бегство от жизни.
Идеалист уходит в себя, потому что страшится напора человеческой толпы;
у него не хватает сил для борьбы, и потому он считает ее
занятием для черни;
он тщеславен, а так как ближние не соглашаются с его оценкой самого
себя, он утешается тем, что платит им презрением.
Для Филипа типичным идеалистом был Хейуорд:
белокурый, томный, теперь уже тучный и полысевший,
он все еще кичился остатками былой красоты и все еще намекал на то, что
в один прекрасный день создаст нечто нетленное,
а за всем этим скрывались пьянство и грязные похождения с уличными
девками.
Восставая против всего, что олицетворял собой Хейуорд, Филип утверждал
жизнь такой, как она есть, – со всей ее грязью, пороками,
убожеством; он заявлял, что хочет видеть человека во всей его наготе;
когда он сталкивался с низостью, жестокостью, корыстью, похотью, он
только потирал руки: ура, вот она правда жизни!
В Париже он постиг, что нет ни уродства, ни красоты, есть только
правда; погоня за красотой – глупая сентиментальность.
Разве Лоусон не нарисовал когда-то рекламу шоколада «Менье» на пейзаже,
чтобы не поддаться произволу красивости?
Но вот теперь он, кажется, разгадал что-то иное.
Он приближался к нему исподволь, робко и только сейчас это осознал;
он смутно чувствовал, что находится на пороге какого-то открытия.
У него появилось ощущение, будто здесь – нечто более совершенное, чем
реализм, которому он так поклонялся;
однако это не имело ничего общего с малокровным идеализмом,
отрешавшимся от жизни по слабости;
тут были подлинная сила, настоящее мужество;
жизнь принималась во всех ее проявлениях, с ее уродством и красотой,
убожеством и героизмом;
итак, это все-таки был реализм, но реализм, поднявшийся на какую-то
новую ступень, где все явления были преображены более ярким освещением.
. . .
Он понял, казалось, что человек не должен обрекать свою жизнь на
произвол случайности, ибо воля его могуча;
он, казалось, увидел, что самоограничение может быть не менее страстным
и решительным, чем покорность страстям, а внутренняя жизнь может быть
столь же разнообразной, многогранной, содержательной и богатой
событиями, как жизнь покорителя чужих стран и исследователя неведомых
земель.
